- MedicGo - https://medicgo.ru -

Личный опыт: я стала мамой двух приемных подростков

Если у человека есть мечта, она обязательно должна осуществиться. Особенно, если это мечта родом из детства. Светлана Журова не только сделала блестящую карьеру в Сбербанке, но и взяла на себя полную ответственность за семью, в которой росли сыновья. А после этого решилась и реализовала задуманное – приняла под опеку двух девочек-подростков. Несмотря на трудности, которые выпали на ее долю, Светлана считает, что только человек, который помогает в жизни кому-то еще, кроме себя, может быть по-настоящему счастлив. Впрочем, Светлана обо всем расскажет сама. Рассказ Светланы записала Диана Машкова [1], писатель, журналист, руководитель программы «Просвещение» фонда «Арифметика добра».

Юные годы

В 1991 году, будучи еще студенткой, я начала работать контролером-кассиром. Это было в Казахстане, где я выросла. Потом вышла замуж и переехала в Смоленскую область. Там не сразу – родился сначала один сын, потом второй – вернулась к работе и начала делать карьеру. Позже в моей жизни состоялся еще один переезд – мы с детьми перебрались в Московскую область. Я не увольнялась, так и продолжила работать в Сбербанке. Даже самой трудно представить, что я в одной организации уже почти 27 лет.

Мысли об усыновлении в моей жизни оказались такими же постоянными, как и работа. С детства почему-то остро чувствовала боль детей, которые потеряли родителей, всегда хотела усыновить. Хотя впервые столкнулась с ребенком из асоциальной среды только после замужества. Увидела на рынке пьяную матерь в бессознательном состоянии и маленького сынишку рядом с ней. Стояла зима, малыш был полураздетым. Вокруг матери суетилась милиция, собралась толпа зевак, и ребенок у всех на глазах цеплялся за мать как за последнюю надежду: «Мама, мамочка, не отдавай меня!». Мать в пьяном угаре гнала его прочь: «Пошел вон отсюда!» и срывала с ребенка оставшуюся одежду. Я тогда не выдержала, подошла к нему и сказала: «Пойдем со мной. У меня тоже есть сын, тебе будет у нас хорошо». Но мальчик яростно цеплялся за мать-алкоголичку. Милиционеры меня оттеснили: «Отойдите, это ее ребенок». У женщины не было ни жилья, ни родни, она скиталась по улицам, спала на трубах. Ребенок жил с ней той же жизнью. Любил свою непутевую мать, несмотря на ее пьянство и злость. Для меня это стало откровением.

После развода с мужем мысли об усыновлении отошла на второй план – нам с детьми самим стало тяжело. Однажды даже пришлось стать «клиентом» системы и целую неделю возить младшего сына в приют на дневное пребывание. Старший сын тяжело заболел и попал в больницу, а младшего оставлять было не с кем. В Смоленской области у меня не было родственников,  денег на няню не было тоже, а сама я не могла уйти на больничный. Единственным возможным вариантом оказался приют.

Светлана с сыновьями

Ту неделю я до сих пор вспоминаю как ад. Утром ехала к старшему сыну в больницу, потом завозила младшего в приют, дальше сама ехала на работу, вечером снова в больницу, потом забирала младшего и только после этого мы с ним возвращались домой. По дороге домой сын все время молчал. Только после того как весь этот кошмар наконец закончился, Алеша сказал: «Мама, там злые дети. Они очень злые!». Хотя на первый взгляд все было прекрасно: воспитатели добрые и ласковые, к детям всегда с улыбкой. Но откуда-то бралась эта страшная злость, я потом много об этом думала. И поняла, что агрессия – это реакция беззащитного ребенка на душевную боль.

Зрелость

Только после переезда в подмосковную Балашиху наша с детьми жизнь, наконец, наладилась. Мальчишки подросли. Я смогла купить квартиру. Мысли об усыновлении вернулись.

Учитывая мою занятость на работе, я понимала, что смогу помочь только ребенку старшего возраста, не младенцу. И начала искать подходящую Школу приемных родителей. Вот только все они работали в будние дни, а мне это не подходило. И как раз в тот момент по внутренней рассылке компании пришла информация о наборе в Школу наставников фонда «Арифметика добра». Занятия по субботам, фонд в 20 минутах от офиса, в котором я в то время работала. Звезды сошлись!

Я стала приезжать в фонд на учебу, встретила там замечательных людей. Окончила Школу наставников, побывала на мероприятии-знакомстве с подростками и поняла, что наставник это не мое. Я не смогу видеться с ребенком раз или два в неделю, чему-то его учить, но при этом знать, что он остался жить в детском доме. Мне нужна полная ответственность. Мне надо, чтобы все близкие мне люди были дома.

Тогда в «Арифметике добра» я прошла еще и Школу приемных родителей, а параллельно с учебой вступила в клуб «Азбука приемной семьи». И вот как-то в рассылке клуба увидела рассказ о девочке из далекого городка Холмска. Симпатичная милая девушка шестнадцати лет, но что-то страшное с лицом.

Как я узнала позже, у Ксюши очень тяжелая судьба. Мы с ней начали переписываться ВКонтакте, общаться. Тем временем подходило к концу мое обучение в ШПР, и я предложила девочке переехать жить в мою семью. Сначала  она согласилась, но потом, в последний момент отказалась. Думаю, испугалась – родственники настраивали ее против переезда, запугивали, угрожали. У нее живы и мать, и отец, они оба в Холмске. Но мама уже совсем спилась, отец на грани, и оба лишены родительских прав.

Внезапный ребенок

После отказа Ксюши прошло буквально несколько дней, и мне позвонила руководитель клуба: «Света, есть такая девочка Аня, ей четырнадцать. Сложная ситуация, возврат из приемной семьи». Это было неожиданно. Но все равно я согласилась познакомиться. Были мысли, что надо помочь ребенку, не в детский же дом ей возвращаться.

Мы познакомились с Аней в конце апреля, а 1 июня – в День защиты детей – я ее уже забрала. Внешне Аня абсолютный ангел и мечта любого усыновителя. Тоненькая голубоглазая блондинка с вьющимися волосами. И ничто в ее внешнем виде не предвещало того ада, который она с собой принесла. Первые тридцать дней прошли замечательно – как в ШПР и говорили, настоящий медовый месяц. А потом обнаружились все «прелести» возвратного ребенка. У Ани непростая судьба. До семи лет она жила с братьями и с мамой, которая вела асоциальный образ жизни, пила и употребляла наркотики. Потом мама пропала – бросила троих своих детей на произвол судьбы. Дальше внуков забрала к себе бабушка, но через два года сдала их в детский дом. Потом Аню забрали в приемную семью, но и там не сложилось. Три отказа! Каждый – глубочайшая травма для ребенка.

Аня

Аня ничего не хотела слышать. Я шла ей навстречу, искала подходы, а она меня просто игнорировала. Наверное, на подсознательном уровне запретила себе привязываться к взрослым, которые всегда предают. А жить с ребенком, который убежден в том, что его снова бросят, невыносимо. Днем и ночью, двадцать четыре часа в сутки был бунт. Аня не ходила в школу, ничего не ела – никакой нормальной еды – и целыми днями валялась в кровати.

Вопрос школы стал, как и в прошлой семье, основной проблемой: из-за прогулов ребенка мы оказались под прессингом опеки. Я пыталась найти подход к Ане всеми мыслимыми способами, была ласковой и терпимой. Обращалась за помощью к психологам фонда и выполняла их рекомендации. Но с Аней ничего не работало. Дошло до того, что она начала проявлять аутоагрессию: резала себе руки, угрожала покончить с собой. Шла тяжелейшая адаптация ребенка с расстройством привязанности.

Переломный момент наступил, когда я поняла, что больше ничего не могу сделать. Просто махнула на все рукой. Не хочет в школу? Пусть не ходит. Начинает орать? Пусть орет. Угрожает? Да ради бога, пусть делает, что угодно! Требует чего-то? Нет и точка, без объяснений. Только тогда неприемлемое поведение Ани постепенно стало меняться. Она словно поверила в мое постоянство и прекратила проверки на прочность – выдержу или брошу как все остальные?

Я поняла, что Ане нужно четко обозначать границы. Если мама сказала, что этого не будет, значит, этого не будет никогда. И вот после того как я от мягкости и ласки перешла к твердости и уверенности, стало намного легче. Моя девочка оказалась ребенком, которому нужна железная рука. Взрослые, от которых раньше в своей жизни зависела Аня, оказались слабыми. Они в конечном итоге подвели ее. И в отношениях со мной она поначалу, видимо, спутала доброту со слабостью. А слабость на подсознательном уровне рождала повышенную тревожность и страх, которые в свою очередь переходили в агрессию и, что еще хуже, в аутоагрессию. Ад адаптации нашел логичное объяснение.

В итоге Аня поверила в то, что я никуда не денусь – у меня хватит надежности и выносливости, чтобы ее не предать. Она начала воспринимать меня как авторитет. Хотя на остальных взрослых пока по-прежнему не обращает внимания. Нам с ней еще предстоит большая работа.

Старшая дочь

Тем временем у истории с Ксюшей случилось неожиданное продолжение. Ровно через неделю после того как я забрала Аню, Ксюша написала мне и попросила: «Тетя Света, не могли бы вы меня, пожалуйста, забрать?». Я понимала, что не смогу ее бросить.

Светлана с Ксюшей и Аней

Судьба девочки потрясла меня до глубины души: в два годика Ксюша чуть не сгорела заживо. У нее остались сильнейшие ожоги лица и тела. Мама Ксюши уже тогда пила и однажды в пьяном виде топила печку. Плеснула бензин на дрова, огонь вырвался из печи и ребенок загорелся. У Ксюши загорелись ножки, но поскольку мама мало что соображала, она начала стягивать горящее платье через голову. В результате у ребенка до неузнаваемости обгорело лицо, сгорела часть волос. На ней не осталось живого места. Ксюше сделали множество операций — пересаживали кожу, спасали глаза. Последняя операция, которую мы делали в Москве, стала двадцатой! Но это я забежала вперед. После письма Ксюши я пошла повторно собирать документы и, конечно, поговорила, с сыновьями и с Аней. Никто не возражал, Аня даже обрадовалась: «Да-да-да, конечно! Ура, мы будем дружить!». Не тут-то было.

Ксюша приехала к нам 15 декабря. Аня тут же забыла о мечтах про дружбу, у нее включилась ревность. Хотя сама Ксюша вела себя очень дружелюбно. И в целом она оказалась ребенком-мечтой: умела выстраивать отношения со взрослыми и жить в семье, понимала, что такое семейный быт и знала, что у каждого человека в семье свои обязанности, а не только права.

Думаю, дело в том, что у нее были надежные отношения: на все каникулы ее забирала из детдома в семью одна и та же женщина. Но, к сожалению, самой Ксюше было с нами непросто: и Москва оказалась для нее тяжелым городом, и постоянные истерики Ани выбивали из колеи. Зато мы сделали три важнейшие операции, которые невозможно было провести в Сахалинской области. Я сумела оформить квоту, побегав по кабинетам, и за Ксюшу взялись московские врачи. Нам очень повезло – в Институте стоматологии и челюстно-лицевой хирургии (ЦНИИС и ЧЛХ) мы встретили замечательного доктора Марию Дмитриевну Иванову. Спасибо за то, что есть такие люди! И как с человеком, и как со специалистом нам с ней очень повезло.

Недавно Ксюше исполнилось 18 лет, и она приняла решение вернуться в родной город Холмск – там государство выдало ей квартиру. Но она прекрасно знает, что мы всегда на связи, что она еще не раз приедет к нам, что в принципе может вернуться в любой момент, когда пожелает и найдет здесь свою семью. Ксюша подружилась с моими сыновьями и неожиданно хорошо сошлась с моим папой. Казалось бы, какие у восемнадцатилетней девушки и семидесятисемилетнего дедушки могут быть общие интересы? Но эти двое сразу нашли друг друга, как будто были всю жизнь знакомы. Они без умолку болтали, постоянно над чем-то смеялись, старались веселить меня вечерами, после работы.

Когда Ксюша улетала в Холмск и мы прощались, дедушка плакал. Он к ней привязался, не представлял, как будет жить без новой внучки. В общем, Ксюша прекрасно влилась в нашу семью, но период совместной жизни оказался недолгим. Как будет дальше – покажет время.

Как бы ни было трудно в жизни, семья всегда поддерживает и придает сил. Прихожу поздно вечером с работы, уставшая, а маму все ждут, для меня что-то приготовили и стараются сделать так, чтобы мне было хорошо. Сразу же «отпускает»! Казалось бы, я сама хотела помочь и поэтому приняла в свою семью Аню и Ксюшу. Но и они для меня тоже стали ресурсом. Даже Аня. Она постепенно оживает и тоже старается, по мере своих сил, нести в мир добро. Думаю, невозможно быть по-настоящему счастливым человеком, если никому в жизни не помогаешь. Только когда видишь, как на твоих глазах прорастает добро, как озлобленный на весь белый свет волчонок превращается в ребенка, можно познать настоящее счастье.