В 2018 году в День психического здоровья Всемирная организация здравоохранения решила обратить внимание общества на психическое здоровье подростков [1]. Эксперты ВОЗ отмечают, что половина всех психических заболеваний начинает развиваться до 14 лет, но при этом во многих случаях никто не занимается диагностикой таких расстройств.
Это во многом связано с тем, что общество недостаточно информировано о признаках таких заболеваний, причинах их возникновения и способах лечения. Даже в том случае, если у подростка обнаруживается то или иное психическое расстройство, семья нередко предпочитает скрывать это от окружающих, опасаясь того, что ровесники и учителя начнут относиться к ребенку хуже — стигматизация психических заболеваний в обществе очень сильна.
Анна и ее дочь Маша рассказали Вести.Медицина свою историю, а специалисты в области психологии и психиатрии прокомментировали ее.
С чего все началось?
Анна: Мы стали с Машей постоянно ссориться. Я списывала все это на начало подросткового возраста, но меня это как-то не успокаивало. Моя ранее спокойная дочь стала устраивать истерики — безудержно плакать. Повод при этом мог быть любой.
Сначала это было примерно раз в неделю, потом два-три раза в неделю, а потом каждый день. Я не могла понять причину этих истерик. Где-то полгода-год я пыталась сама как-то с этим справляться. Получалось плохо. Шло время. Истерики не прекращались. Маша стала говорить: «Я не хочу так жить, я не могу так жить, я ничего не хочу, мне ничего не важно».
Я еще обратила внимание на сложное отношение ко времени: Маша постоянно боялась опоздать, стала вставать в школу за два часа до выхода. Нарушился аппетит, стала говорить, что не голодна. Стала пропускать школу, не хотела в нее идти. Где-то тогда же я обратила внимание, что она постоянно убирается, как-то даже излишне тщательно.
Когда стало ясно, что нужна помощь?
Где-то в этот период я поняла, что я не знаю что делать. Меня очень пугали фразы «я не хочу так жить». Сначала мы пытались обратиться к психологу. Психолог сказала, что ничего такого: возраст, сложный характер, умная девочка и другие нестрашные слова. Легче не стало.
Я в каком-то порыве безумия записалась к детскому психиатру. Шла с ощущением, что нас отправят домой с диагнозом «что вы хотите, у вас подросток». И, когда после беседы со мной и с Машей, врач сказала, что диагноз однозначный и это «тяжелый депрессивный эпизод [2]», я была с одной стороны в шоке, с другой стороны — почувствовала облегчение. Врач назначил лекарства и психотерапию с клиническим психологом.
Как протекает лечение?
Анна: Мы начали психотерапию. Помогало не очень. Ко второму приему у психиатра совместно с психотерапевтом заподозрили обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР). После беседы со мной и Машей ОКР подтвердили. Немного поменялся акцент в психотерапии. И дело медленно пошло на лад.
Мария Звегинцева, клинический психолог: тревоге подвержен любой из нас – это заложено в людях эволюционно. Человек, который чего-то опасался и был готов к действию, выживал. По сути, тревожная система внутри нас срабатывает подобно сигнализации. В случае обсессивно-компульсивного расстройства система дает сбой. Она срабатывает чаще и будто зависает – человек остается «в боевой готовности» дольше и без должного повода, его преследуют навязчивые мысли о том, что что-то не так, что дает ощущение мощного дискомфорта.
Довольно распространенный пример – ОКР загрязнения. Люди начинают мыть руки много раз в день, в результате правильная в принципе мысль о чистоте и гигиене становится навязчивой, порождая действия, направленные на нейтрализацию потенциальной опасности – компульсии (ритуалы).
Согласно официальной статистике ОКР диагностируют примерно у 1% детей и подростков в мире, но скорее всего таких пациентов больше. Часто заболевание не выявляют. Это связано с тем, что его принимают за другое заболевание, например, СДВГ или расстройства шизофренического спектра (именно так происходит часто в России). Кроме того, родители по разным причинам просто не обращаются за помощью — это тоже сказывается на статистике выявленных случаев ОКР.
Елизавета Мешкова, психиатр: ОКР встречается достаточно часто, расстройство распространено у подростков и молодых взрослых людей. Природу ОКР мы до сих пор не знаем, считается, что свой вклад вносит генетика.
Зачастую ОКР сопровождается депрессией, причем она в большинстве случаев вторична. И это объяснимо: такое расстройство очень осложняет жизнь пациента, вызывает сложности и страдания.
Родителям важно понимать, что ОКР не возникает из-за неправильного воспитания, не является показателем педагогической запущенности. При том, что ученые склоняются к наличию генетической составляющей, спровоцировать его появление может какое-то стрессовое событие, затронувшее жизнь семьи и ребенка: развод родителей, смерть кого-то из близких, переход в новую школу, переезд. Стрессы и болезни также могут влиять на течение заболевания, вызывая ухудшения состояния.
Лечение нужно в том случае, если становится очевидно, что ритуалы серьезно мешают. Лишний раз подергать ручку двери или проверить выключен ли утюг – нормально, но тратить большую часть дня на такие или другие проверки – ужасно. От этого некомфортно, причем не только самому пациенту, но и его близким.
Какие подходы используются в ходе лечения?
Мария Звегинцева: лечение построено на поведенческом подходе – теории научения. В процессе терапии у человека появляется опыт, что если с тревогой ничего не делать, она может утихнуть сама.
Основной метод, который используется при психотерапии – экспозиция. Человек с ОКР чего-то опасается и боится последствий, связанных с действием этого пугающего фактора. В ходе терапии он планомерно начинает встречаться со своим страхом – например, трогает что-то грязное и не моет руки. Никаких серьезных последствий не происходит, тревога постепенно угасает. Пациент получает подтверждение, что тревога может угасать сама, навязчивые мысли возникают реже, ОКР становится слабее.
Работа с родителями обязательна, ведь все близкие в той или иной мере оказываются втянуты и затронуты. Любой родитель хочет, чтобы ребенку было хорошо, а потому он позволяет выполнять ритуалы, дает облегчение. В действительности же ритуал можно отложить, родитель может не реагировать сразу, может предложить сделать неправильно – вплоть до прямо противоположного действия.
Eлизавета Мешкова: лечить ОКР можно и нужно. Заболевание это хроническое, то есть полностью вылечить человека невозможно, но можно добиться ремиссии. Основная задача — научить пациента жить с этим расстройством, менять ход собственных мыслей, переключаться, отключаться.
Многие боятся лекарств – и взрослые, и сами юные пациенты. Это связано со стигматизацией заболевания и самих препаратов. Психотерапия без лекарств при ОКР возможна, но часто ее не хватает – препараты помогают облегчить страдания, что при этом расстройстве особенно важно.
Проявления ОКР у детей нередко отличаются от проявлений заболевания у взрослых. При этом примерно каждый третий взрослых испытывает симптомы, которые появились у него еще в детском возрасте.
Особенностью заболевания у детей является то, что страдания испытывают и другие члены семьи, особенно родители – дети могут просить о помощи и поддержке, либо заставлять и других участвовать в своих ритуалах – например, настаивать на мытье рук определенным способом.
Как Маша отнеслась к диагнозу и такому лечению?
Анна: Маше сразу были озвучены оба диагноза, и депрессия, и ОКР. Считается, что это эффективнее, чтоб бороться с расстройством. Сначала у неё было даже облегчение, что это не она такая, а это заболевание «виновато». Потом пришла усталость и злость даже «почему я, за что мне это, почему я не как все». Машу больше напугал диагноз ОКР, чем депрессия, но теперь это ее не беспокоит. Она молодец и хорошо справляется.
Елизавета Мешкова: любой человек имеет право знать свой диагноз и прогнозы, хотя в некоторых тяжелых случаях принимается решение не сообщать ему об этом. Пациенты реагируют на это по-разному: кому-то это нужно и дает облегчение, кто-то тяжело воспринимает и считает это карой, кто-то бунтует.
С какими сложностями вы столкнулись?
Анна: Одна из самых больших проблем — не сложности с диагностикой, не необходимость принимать лекарства и проходить психотерапию, а вакуум. Мы с Машей пребываем в нем. Не с кем обсудить терапию, успехи, и неудачи, кроме как с терапевтом. Да не то чтоб обсудить, а хотя бы почитать — информации довольно мало, а та, что подана, часто не соответствует ожиданиям.
Елизавета Мешкова: если не начать об этом говорить, то стигматизация останется. Подростков и детей с психиатрическими заболеваниями всегда было много, это не мода и не тенденция последних лет. Многие из тех, кто столкнулся с этим, предпочитает не говорить про болезнь, но если хотя бы кто-то перестает молчать, то это облегчение для многих, становится понятно, что «ты не один». То, что Маша говорит о своих диагнозах и проблемах – это ее мужество, она молодец.
Маша: на самом деле мне было страшнее услышать про незнакомое ОКР, чем про депрессию, но благодаря Марии мы с мамой теперь живем полноценной жизнью, не ссоримся, я не парюсь и меньше устаю. Было много трудностей, и падений, и взлетов.
Всем, кто чувствует, что что-то из этой статьи вам знакомо, идите к психологу! Это не плохо! Это не страшно! Это нормально! Вам помогут! Я вот очень люблю своего психолога Машу и благодарна ей за все.