Медики самых разных специальностей внесли неоценимый вклад в спасение жизней во время Великой Отечественной Войны. По примерным подсчетам им удалось спасти жизни 10 миллионов человек – а это около 90% заболевших в ходе военных действий и примерно 72% раненых.
Врачам приходилось работать в тяжелейших условиях, делая, порой, фантастические вещи. На сайте Я Помню, загружены тысячи воспоминаний ветеранов ВОВ. Редакция Вести.Медицина отобрала впечатляющие истории военных медиков.
Пешкова Наталья Никитична
Нет, болезней почти не было, только на Курской дуге был тиф, до этого – ничего. Довольно странно, ведь никакой организованной санитарнo-гигиенической работы не велось. Вшивость была жуткая. Только когда долго стояли в обороне, или отводили на переформировку, сооружали самодельные бани и прожигали одежду.
Когда стояли под Юхновым, в обороне на Угре, там надо было делать противодифтерийные и противостолбнячные уколы. Так прямо идешь по окопу и подряд прокалываешь всех солдат.
Я как-то прикинула, что на фронте я была три года и три месяца, и если за это время год мы спали под крышей – это хорошо. Все зимы – это лапник и костер, но и костер не всегда можно было разжечь, тогда просто лапник. Я иногда пытаюсь вспомнить, как мы мылись, как одежду стирали, например. Не помню…
Милютина Марьяна Владимировна
Обработка ран была, конечно, примитивной, особых лекарств не было — сульфидин, стрептоцид и марганцовка. Потом уже пенициллин появился. Был у меня такой мальчик, Боря Грибов. С передовой его привезли с уже загипсованной рукой. Он говорит: “Доктор, болит рука. Доктор, болит рука”. Мы сняли гипс, а там — земля и куски окровавленной шинели! Его загипсовали, даже не обработав рану! А уже газовая гангрена началась. Ампутировали ему руку высоко-высоко. Вообще, газовая гангрена давала больше всего смертельных исходов. Мы поначалу не знали, как с ней бороться; рука разбухнет — что делать, не понятно. Потом уже, после специального курса, где нас несколько дней учили, мы стали делали большие “лампасные” разрезы, на которые накладывали часто сменяемую повязку с марганцовкой.
Дубровская Валентина Ивановна
Глубокие рваные раны от осколков бомб и снарядов приводили в ужас: на телах людей буквально не было живого места. И не меньшее душевное страдание мне — военной медсестре — доставляло то, что практически невозможно было уберечь раненых от повторного ранения под постоянными бомбежками и артобстрелами.
Пекарский Леонид Мотелевич
К этой жути, только кажется, что можно привыкнуть… Каких только раненых пришлось увидеть… Лежит на земле тяжелораненый, окровавленный обрубок, ясно, что уже не жилец на этом свете, но еще дышит, еще в сознании, смотрит на тебя с мольбой, а что ты можешь сделать, если ранение смертельное… Оттащить в ближайшую воронку, перевязать, и, если возможно, облегчить боль, но жизнь ему не сохранить, его не спасти,… на твоих руках человек умирает… Все это после войны я постоянно видел в своих снах и чуть сам «не сдвинулся». Не мог даже фильмы про войну смотреть, вся эта жуть сразу возвращалась в мои сны.
Комментарии читателей