Буквы и цифры, имеющие свои цвета, эпохи, привязанные к строго определенной локации, и возможность в физическом смысле почувствовать боль другого человека — все это разные формы синестезии. Неврологическое состояние, которое связывает между собой органы чувств, не связанные у большинства людей, и само по себе очень интересно. Но иногда оно принимает формы, которые удивляют и восхищают больше других. Типичный пример — история Джеймса Ваннертона (James Wannerton) из Штутгарта, человека, который пробует слова на вкус.
«Я родился в британском Манчестере, но сейчас живут в Штутгарте, Германия, — говорит Джеймс в интервью Independent. — У меня редкий вид синестезии, благодаря которой я могу пробовать звуки».
Наши пять органов чувств — слух, зрение, осязание, вкус и обоняние — обрабатываются мозгом самостоятельно, хотя при рождении все они взаимосвязаны. По мере развития мозга в игру вступает ген, который сокращает дополнительные связи. Однако в некоторых случаях сокращение происходит не до конца, так что дополнительные нейронные связи остаются на месте. В научном сообществе бытует мнение, что у каждого из нас есть синестезия, которая проявляется в большей или меньшей степени или же не проявляется совсем. В любом случае, именно так она возникает.
«Опыт вкуса слов всегда был со мной, так что мне сложно ответить на вопрос, когда это началось, — продолжает Ваннертон. — Но первое сильное воспоминание — это, наверное, моменты, когда вся семья собиралась за столом. Во время чтения молитвы я ощущал очень сильный вкус бекона и даже его жирную текстуру. О том, что существует медицинский диагноз синестезия, я узнал только в возрасте 20 лет».
Джеймс признается, что он постоянно дегустирует новые слова. «Каждый звук, который я слышу, сопровождается непроизвольным вкусом и текстурой. Это настоящий вкус, а не просто ассоциация. Слово «как» по вкусу напоминает йогурт, а имя «Мартин» имеет вкус и текстуру теплого пирога. У отдельных голосов есть вкус и текстура, и у музыки все это тоже есть, — объясняет он. — Я испытываю постоянный поток вкусов. Это как будто что-то капает, капает и капает на мой язык из пипетки. Один вкус идет за другим. Различные по силе и интенсивности, они накладываются друг на друга».
Джеймс говорит, что нередко он не сразу может опознать тот или иной вкус — и тогда все его сознание направляется на поиски аналога в мире продуктов, что может быть очень отвлекающим. «Я думаю, что большинство моих вкусов приходят из прошлого, а многие — прямо из детства, — рассуждает Ваннертон. — Возможным исключением может быть слово «кофе», которое действительно имеет вкус и текстуру крепкого кофе. Впервые я попробовал кофе в подростковом возрасте, а до этого я, кажется, ничего не чувствовал, произнося это слово. Так что мой синестетический словарь, по-видимому, постоянно расширяется».
Некоторые слова для Джеймса имеют вкус, который сложно описать или полностью сформулировать. Например, имя «Дэвид» на его языке превращается в кусок ткани, как если бы он зачем-то решил пожевать рукав своего пиджака.
«Точно так же, как способность чувствовать запах или слышать, моя синестезия влияет на мою жизнь. В детстве я выбирал друзей в соответствии со вкусом их имен, позже по тому же принципу я стал выбирать подружек. И до сих пор, если мне не нравится синестетический вкус чего-либо, то от чувства неприязни или отвращения к человеку или вещи бывает сложно избавиться», — замечает Ваннертон.
Интересно, что в мире Джеймса даже у еды, которая имеет вполне реальный вкус, есть дополнительный вкус и аромат. «Слово «сыр» действительно имеет вкус и текстуру сыра. Слово «картофель» тоже имеет вкус картофеля. Синестетические вкусы очень специфичны и никогда не меняются, и чаще всего они все-таки имеют вкус той пищи, которую описывают. Впрочем, иногда случаются неожиданные исключения. Слово «устрица», например, имеет очень сильный вкус и вязкую текстуру шоколада«, — говорит он.
«Я начал изучать французский и немецкий языки в школе, но французский на вкус был как тухлое яйцо, а то время немецкий был больше похож на мармелад. Это повлияло на то, что я продолжил изучать немецкий, отказавшись от французского, — вспоминает Джеймс, добавляя, что не хотел бы расставаться со своей синестезией, даже если бы ему предоставили такую возможность. — Я встречался с сотнями синестетов, и почти все они рассматривают синестезию как подарок, а не проклятие«.
Загрузка...
Комментарии читателей