Личный опыт: у моего ребенка обсессивно-компульсивное расстройство

В 2018 году в День психического здоровья Всемирная организация здравоохранения решила обратить внимание общества на психическое здоровье подростков. Эксперты ВОЗ отмечают, что половина всех психических заболеваний начинает развиваться до 14 лет, но при этом во многих случаях никто не занимается диагностикой таких расстройств.

Это во многом связано с тем, что общество недостаточно информировано о признаках таких заболеваний, причинах их возникновения и способах лечения. Даже в том случае, если у подростка обнаруживается то или иное психическое расстройство, семья нередко предпочитает скрывать это от окружающих, опасаясь того, что ровесники и учителя начнут относиться к ребенку хуже — стигматизация психических заболеваний в обществе очень сильна.

Анна и ее дочь Маша рассказали Вести.Медицина свою историю, а специалисты в области психологии и психиатрии прокомментировали ее.

С чего все началось?

Анна: Мы стали с Машей постоянно ссориться. Я списывала все это на начало подросткового возраста, но меня это как-то не успокаивало. Моя ранее спокойная дочь стала устраивать истерики — безудержно плакать. Повод при этом мог быть любой.

Сначала это было примерно раз в неделю, потом два-три раза в неделю, а потом каждый день. Я не могла понять причину этих истерик. Где-то полгода-год я пыталась сама как-то с этим справляться. Получалось плохо. Шло время. Истерики не прекращались. Маша стала говорить: «Я не хочу так жить, я не могу так жить, я ничего не хочу, мне ничего не важно».

Я еще обратила внимание на сложное отношение ко времени: Маша постоянно боялась опоздать, стала вставать в школу за два часа до выхода. Нарушился аппетит, стала говорить, что не голодна. Стала пропускать школу, не хотела в нее идти. Где-то тогда же я обратила внимание, что она постоянно убирается, как-то даже излишне тщательно.

Когда стало ясно, что нужна помощь?

Где-то в этот период я поняла, что я не знаю что делать. Меня очень пугали фразы «я не хочу так жить». Сначала мы пытались обратиться к психологу. Психолог сказала, что ничего такого:  возраст, сложный характер, умная девочка и другие нестрашные слова. Легче не стало.

Я в каком-то порыве безумия записалась к детскому психиатру. Шла с ощущением, что нас отправят домой с диагнозом «что вы хотите, у вас подросток». И, когда после беседы со мной и с Машей, врач сказала, что диагноз однозначный и это «тяжелый депрессивный эпизод», я была с одной стороны в шоке, с другой стороны — почувствовала облегчение. Врач назначил лекарства и психотерапию с клиническим психологом.

Как протекает лечение?

Анна: Мы начали психотерапию. Помогало не очень. Ко второму приему у психиатра совместно с психотерапевтом заподозрили обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР). После беседы со мной и Машей ОКР подтвердили. Немного поменялся акцент в психотерапии. И дело медленно пошло на лад.

Мария Звегинцева, клинический психолог: тревоге подвержен любой из нас – это заложено в людях эволюционно. Человек, который чего-то опасался и был готов к действию, выживал. По сути, тревожная система внутри нас срабатывает подобно сигнализации. В случае обсессивно-компульсивного расстройства система дает сбой. Она срабатывает чаще и будто зависает – человек остается «в боевой готовности» дольше и без должного повода, его преследуют навязчивые мысли о том, что что-то не так, что дает ощущение мощного дискомфорта.

Довольно распространенный пример – ОКР загрязнения. Люди начинают мыть руки много раз в день, в результате правильная в принципе мысль о чистоте и гигиене становится навязчивой, порождая действия, направленные на нейтрализацию потенциальной опасности – компульсии (ритуалы).

Согласно официальной статистике ОКР диагностируют примерно у 1% детей и подростков в мире, но скорее всего таких пациентов больше. Часто заболевание не выявляют. Это связано с тем, что его принимают за другое заболевание, например, СДВГ  или расстройства шизофренического спектра (именно так происходит часто в России). Кроме того, родители по разным причинам просто не обращаются за помощью — это тоже сказывается на статистике выявленных случаев ОКР.

Елизавета Мешкова, психиатр: ОКР встречается достаточно часто,  расстройство распространено у подростков и молодых взрослых людей. Природу ОКР мы до сих пор не знаем, считается, что свой вклад вносит генетика.

Зачастую ОКР сопровождается депрессией, причем она в большинстве случаев вторична. И это объяснимо: такое расстройство очень осложняет жизнь пациента, вызывает сложности и страдания.

Родителям важно понимать, что ОКР не возникает из-за неправильного воспитания, не является показателем педагогической запущенности. При том, что ученые склоняются к наличию генетической составляющей, спровоцировать его появление может какое-то стрессовое событие, затронувшее жизнь семьи и ребенка: развод родителей, смерть кого-то из близких, переход в новую школу, переезд. Стрессы и болезни также могут влиять на течение заболевания, вызывая ухудшения состояния.

Лечение нужно в том случае, если становится очевидно, что ритуалы серьезно мешают. Лишний раз подергать ручку двери или проверить выключен ли утюг – нормально, но тратить большую часть дня на такие или другие проверки – ужасно. От этого некомфортно, причем не только самому пациенту, но и его близким.

Какие подходы используются в ходе лечения?

Мария Звегинцева:  лечение построено на поведенческом подходе – теории научения. В процессе терапии у человека появляется опыт, что если с тревогой ничего не делать, она может утихнуть сама.

Основной метод, который используется при психотерапии – экспозиция. Человек с ОКР чего-то опасается и боится последствий, связанных с действием этого пугающего фактора. В ходе терапии он планомерно начинает встречаться со своим страхом – например, трогает что-то грязное и не моет руки. Никаких серьезных последствий не происходит, тревога постепенно угасает. Пациент получает подтверждение, что тревога может угасать сама, навязчивые мысли возникают реже, ОКР становится слабее.

Работа с родителями обязательна, ведь все близкие в той или иной мере оказываются втянуты и затронуты. Любой родитель хочет, чтобы ребенку было хорошо, а потому он позволяет выполнять ритуалы, дает облегчение. В действительности же ритуал можно отложить, родитель может не реагировать сразу, может предложить сделать неправильно – вплоть до прямо противоположного действия.

Eлизавета Мешкова: лечить ОКР можно и нужно. Заболевание это хроническое, то есть полностью вылечить человека невозможно, но можно добиться ремиссии. Основная задача — научить пациента жить с этим расстройством, менять ход собственных мыслей, переключаться, отключаться.

Многие боятся лекарств – и взрослые, и сами юные пациенты. Это связано со стигматизацией заболевания и самих препаратов. Психотерапия без лекарств при ОКР возможна, но часто ее не хватает – препараты помогают облегчить страдания, что при этом расстройстве особенно важно.

Проявления ОКР у детей нередко отличаются от проявлений заболевания у взрослых. При этом примерно каждый третий взрослых испытывает симптомы, которые появились у него еще в детском возрасте.

Особенностью заболевания у детей является то, что страдания испытывают и другие члены семьи, особенно родители – дети могут просить о помощи и поддержке, либо заставлять и других участвовать в своих ритуалах – например, настаивать на мытье рук определенным способом.

Как Маша отнеслась к диагнозу и такому лечению?

Анна: Маше сразу были озвучены оба диагноза, и депрессия, и ОКР. Считается, что это эффективнее, чтоб бороться с расстройством. Сначала у неё было даже облегчение, что это не она такая, а это заболевание «виновато». Потом пришла усталость и злость даже «почему я, за что мне это, почему я не как все». Машу больше напугал диагноз ОКР, чем депрессия, но теперь это ее не беспокоит. Она молодец и хорошо справляется.

Елизавета Мешкова: любой человек имеет право знать свой диагноз и прогнозы, хотя в некоторых тяжелых случаях принимается решение не сообщать ему об этом. Пациенты реагируют на это по-разному: кому-то это нужно и дает облегчение, кто-то тяжело воспринимает и считает это карой, кто-то бунтует.

С какими сложностями вы столкнулись?

Анна: Одна из самых больших проблем — не сложности с диагностикой, не необходимость принимать лекарства и проходить психотерапию, а вакуум. Мы с Машей пребываем в нем. Не с кем обсудить терапию, успехи, и неудачи, кроме как с терапевтом. Да не то чтоб обсудить, а хотя бы почитать — информации довольно мало, а та, что подана, часто не соответствует ожиданиям.

Елизавета Мешкова: если не начать об этом говорить, то стигматизация останется. Подростков и детей с психиатрическими заболеваниями всегда было много, это не мода и не тенденция последних лет. Многие из тех, кто столкнулся с этим, предпочитает не говорить про болезнь, но если хотя бы кто-то перестает молчать, то это облегчение для многих, становится понятно, что «ты не один». То, что Маша говорит о своих диагнозах  и проблемах – это ее мужество, она молодец.

Маша: на самом деле мне было страшнее услышать про незнакомое ОКР, чем про депрессию, но благодаря Марии мы с мамой теперь живем полноценной жизнью, не ссоримся, я не парюсь и меньше устаю. Было много трудностей, и падений, и взлетов.

Всем, кто чувствует, что что-то из этой статьи вам знакомо, идите к психологу! Это не плохо! Это не страшно! Это нормально! Вам помогут! Я вот очень люблю своего психолога Машу и благодарна ей за все.